Эта трагедия долгие десятилетия замалчивалась. Первым о ней, причем не только казахстанцам, но и всему миру, рассказал писатель и журналист Валерий Михайлов. Его книга-исследование «Хроника великого джута» впервые увидела свет в мае 1990-го, а в конце мая 2017-го «Великий джут», как потом она стала называться, был издан уже в 13-й раз.

Устами очевидцев

(Фрагменты из книги «Великий джут»)

« … В этом доме, оказывается, жила семья начальника политотдела МТС, вернее – начальницы, потому что политотделом – редкое явление! – командовала женщина-казашка довольного молодых лет. У них с мужем был трехлетний мальчик, с началом голодовки тяжело болевший. Как его только не выхаживали родители!... Но от смерти все равно не упасли… Поочередно, день и ночь, просиживали у кровати ослабевшего мальчика. Однажды, намаявшись, оба уснули. А поутру мать увидела, что мальчик мертв. Живот его был вспорот, сердце вынуто… Была зима, по белому снегу тянулись от порога капли свежей крови. Выхватив револьвер, мать бросилась по следу. Он привел в дом, стоявший на соседней улице. Там обитал одинокий мужчина, жена и двое детей которого, по слухам, недавно пропали. Женщина распахнула незапертую дверь и увидела, что человек сидит на полу у печи и жарит сердце ее сына.

«Я тебя застрелю!» - крикнула она.

«Стреляй. Ничего не боюсь», - равнодушно ответил он.

И, неожиданно согнувшись, полез рукою за печь, вышвырнул оттуда что-то к ее ногам. То были три человеческие головы: одна его пропавшей жены и две – малолетних детей…»...( из воспоминаний Дана-Бике Байкадамовой).

«Мекемтас Мырзахметов, известный литературовед, поведал редкий по трагичности случай.

- В детстве, когда я, бывало, вовсю начинал шалить и проказничать, мать все время произносила в сердцах одни и те же загадочные слова: «Ох, уж лучше бы я тогда оставила тебя».

И так страшно выговаривала это, что я невольно притихал. Ничего не мог понять, а спросить почему-то не решался….

Потом, когда мне исполнилось лет 15, я однажды все-таки спросил маму, почему она всегда произносит эту непонятную фразу. Мать задумчиво посмотрела на меня, отерла слезы и рассказала такую историю.

… Была ранняя осень 1933 года. Самая ужасная пора, когда голод выкосил почти весь аул (жили мы в Тюлькубасском районе Южного Казахстана). Спасаясь от верной смерти, мать решилась уйти в соседнее село к родственникам. Маленькую сестренку несла на руках, а я – мне было тогда года два с половиной – шагал, держась за ее подол. Только мы ступили на тропу за околицей, как навстречу вышла стая волков. К тому времени домашней скотины давным-давно уже не осталось за сотню верст в округе, и голодные звери нападали на людей, чего раньше и в помине не было.

Волки окружили нас. Мать оказалась перед ужасным выбором – либо нас всех растерзают, либо она оставит кого-нибудь из детей, а сама с другим ребенком попробует убежать.

Конечно, в казахском сознании исстари заложено: спасешь мальчика – и весь род сохранится.

Мама решилась. Она положила на землю завернутую в пеленки девочку, а меня, от истощения еле бредущего, подхватила на руки и побежала вперед.

Потом, когда вернулась с людьми, никого уже не было. Только тряпица валялась, вся в крови.

Ей, моей сестренке, я обязан жизнью. А мама от слез тогда совсем иссохла…».

Личная трагедия

- Когда книга вышла первый раз, у меня была мечта, чтобы ее перевели на основные языки мира, - говорит Валерий Михайлов. – Она почти сбылась. Кроме двух переводов на казахский язык, сейчас есть полный перевод на немецком, довольно большим тиражом – две тысячи экземпляров и с иллюстрациями – на английском. В обоих случаях над книгой работали хорошие переводчики. Для меня это очень важно. На французском она не выходила, но один дипломат, долгие годы работавший в Центральной Азии и Казахстане, написал книгу о годах работы в странах пребывания, и там есть глава, посвященная «Великому джуту». Историки, работающие там по теме коллективизации, будут иметь представление, как она проходила в Казахстане.

К той боли и страданиям, которые перенесли мои собеседники – очевидцы и участники тех событий, привыкнуть невозможно и притерпеться тоже нельзя. Тяжело было слушать их, тяжело - писать. Всех, кто погиб в то время, я считаю мучениками, святыми людьми, выкупившими своими страданиями мирную благополучную жизнь потомкам. Ведь все религии мира говорят, что страдания напрасно не пропадают.

Для большевиков люди были «человеческим материалом», из которого они хотели кроить все, что угодно. Троцкий еще в 1918 году выдвинул идею о трудовых армиях, которые под винтовками солдат-охранников можно было бы перебрасывать по необходимости в разные уголки Советской России. Ее осуществил Сталин в период коллективизации, которую он по значимости сравнивал с Октябрьской революцией. Миллионы крестьян превратили в подневольных и бесправных людей, обрекли на смерть и голод. Среди них была и вся моя родня по отцовской и материнской линии: в 1931 году их сослали в Казахстан, в Караганду, где тогда еще не было ничего. Только голая, безводная степь. Мои деды рыли шахты, а потом работали в них… Вскоре одна из моих бабушек и двое ее маленьких детей погибли от голода. А мои будущие отец и мать, тоже дети, только чуть постарше, выжили… Но, с другой стороны, я, наверное, должен быть благодарен идеологам и вождям коммунизма: папа родился в Белгородской области, мама – в Саратовской, а встретились они в Караганде.

Так что голод, унесший более 40 процентов населения Казахстана, в основном коренных жителей этой земли, - это и моя личная судьба. Об этой трагедии я, конечно, узнал не сразу – от детей такое обычно скрывают. Но когда все-таки узнал, у меня появилось желание написать книгу о голоде. Я собирал материал для нее всю сознательную жизнь, много читал на эту тему, в том числе и запрещенные издания, и зарубежные источники. В архивах, конечно же, тоже работал, но не во все из них можно было попасть, а официальные письма не помогали. Не мог, например, попасть в архив Института истории ЦК Компартии Казахстана, в архивы КГБ тем более не допустили, а в госархиве уже и ничего нельзя было найти – все подчистили. Естественно, я прочитал газетную периодику 1920-30 годов, все доступные партийные и советские документы: стенографические отчеты съездов, конференций и т.д. Например, с зарубежной запрещенной книгой Мустафы Чокая по ксерокопии был знаком еще в середине 1980-х годов.

- Что приходилось делать в ситуации, когда доступ к документам был так затруднен?

- Просто беседовал с теми, кто выжил в тот голод. Записанные свидетельства превращались в живой документ эпохи. Первым издателем «Хроники великого джута» стал мой друг Ерлан Сатыбалдиев, открывший в Алма-Ате филиал московского издательства «Интербук». Внук известного деятеля движения «Алаш-Орда» Мыржакыпа Дулатова сильно рисковал, идя на этот шаг – политическая цензура в мае 1990 года все еще существовала. Но на какой-то миг, поддавшись перестроечным разговорам о гласности, «Комитет литературной безопасности», как тогда люди называли между собой республиканский Госкомитет по печати, отменил предварительную цензуру рукописей – и только поэтому моя книга и вышла.

Весь тираж - 50 тысяч – издатель, по моему совету, перевез в надежное место. По сути, спрятал, потому что его могли пустить «под нож», вернее, сжечь. «Хронику великого джута» раскупили в считанные дни, на нее записывались организациями. Причем в магазины книга почти не попала, разошлась прямо со склада. Не раз бывало, что те, кому книга не досталась, воровали ее у друзей. Этих людей можно было понять – в каждой казахской семье была и есть своя трагедия, связанная с голодом. Мне даже из КГБ звонили с просьбой посодействовать в покупке 40 или 50 экземпляров, хотя в свой архив, когда я собирал материал для нее, меня они не пустили. \

Ерлан Сатыбалдиев в одном из своих интервью назвал своими главными достижениями как издателя «Хронику Великого джута» и «Коран» (священную книгу мусульман он также напечатал первым в Казахстане).

….Нет у революции конца

- Как отнеслись профессиональные историки к выходу «Хроники Великого джута»?

- Для них это тоже стало громом среди ясного неба, но уже по другой причине. До сей поры ими воспевались идеи коллективизации и советского строительства, а тут совсем другая правда, которая заговорила устами тех, кто уцелел после страшного голодомора начала 1930-х. Сейчас книга вышла 13-м тиражом, и пока ни один историк не уличил меня ни в одной ошибке. Правда, когда в 1996 году вышло второе, более полное, издание, один ученый, опубликовавший довольно пространную рецензию на книгу в одной из газет, раскритиковал меня, но не за изложенные факты, а за отслеженную мной генеалогию мировых революций: английской, французской и, наконец, русской ХХ века. Мол, это все не имеет никакого отношения к Казахстану. Но разве Казахстан - остров, недоступный мировым событиям? Впрочем, рецензию эту я до конца не дочитал, потому что тот еженедельник, где она печаталась с продолжением, был внезапно закрыт.

Так называемая русская революция, приведшая большевиков к власти, не была, по моему мнению, каким-то случайным событием. Это одно из звеньев перманентной мировой революции, ставившей целью разрушение монархий и физическое уничтожение монархов сначала в Европе, потом во всем мире и перераспределение национальных богатств. Последняя крупная монархия оставалась в России. В 1917 году пала и она, а в 1918-м были убиты царь Николай Второй и все члены его семьи, даже слуг не пожалели. В «Хронике великого джута» это событие подробно описывается, поскольку Филипп Голощекин, руководивший Казахстаном с 1925-го по 1933-й, и был исполнителем цареубийства. В июле 1918 года он по поручению Ленина и Свердлова организовал и осуществил в Екатеринбурге это чудовищное злодеяние. Так что Советскому Казахстану достался в руководители жестокий палач и бессердечный человек.

Он, как и все большевики, страдал определенными патологиями. Например, Яков Свердлов, его лучший друг, сидя в царской тюрьме в одной камере с уголовниками, забавлялся тем, что топил крыс в параше. А потом этот же Свердлов провел расказачивание на Дону и Кубани, поголовно истребляя семьи. И хотя после его смерти писали, что Свердлов надорвался на работе, на самом деле он погиб бесславно – рабочие, бастовавшие от нищей, бесправной жизни, забросали его на митинге камнями. А Ленин, ненавидя Бога, требовал без суда и следствия расстрелять всех православных священников.

Большевики никогда не говорили «люди» в отношении народа, для них это была «человеческая масса»: «Из человеческой массы российской империи мы выкроим нового советского человека». А как это сделать? Только уничтожив традиции и разрушив семью. Проповедовали принцип единой семьи, то есть жены и дети должны были быть общими. Известна теория революционерки и дипломата Александры Коллонтай о «стакане воды». Сравнивая женщину с ним, она утверждала, что как из стакана может испить любой, так и «раскрепощенная» женщина должна отдаваться всякому, кто ее пожелает. Вот так разрушались вера и семья.

- Но зачем же большевики так жестоко поступили с самым огромным в стране сословием, - крестьянами?

- Потому что они были обладателями небольшого имущества. А Ленин учил, что крестьянин – самый главный враг советской власти, и что чем мельче собственник, тем труднее его переделать в коммунистического человека. Поэтому и отбиралось все, что было заработано тяжелым трудом, - от домашнего скота до последней курицы, обобществлялись даже кошки и тополя возле дома.

В мае 1990 года, недели за две до выхода «Хроники великого джута» в Алма-Ате, московский еженедельник «Литературная Россия» выпустил мою статью «Малый Октябрь Голощекина». Напомню: Филипп Голощекин заявлял, что по казахскому аулу надо «пройтись малым Октябрем», потому что аульная масса – а это 95 процентов населения республики – еще никакого Октября и «не нюхала». Я отдал эту статью в Москву, потому что никто бы тогда в Алма-Ате ее не напечатал. И вдруг через две недели после ее появления статью в один день перепечатали две главные газеты республики - «Социалистик Казахстан» и «Казахстанская правда», а также «Вечерняя Алма-Ата». Оказалось, что на этом настоял тогдашний редактор «Социалистик Казахстана», писатель Шерхан Муртаза. Следом статью перепечатали многие областные газеты и почти все районные газеты республики. Помнится, всю книгу с продолжениями из номера в номер чуть ли не полгода печатала газета «Алматы акшамы».

В этой книге была разобрана технология геноцида в эпоху правления Голощекина - с 1925-го по 1933-й. Схема была такая: уничтожали вначале духовных вождей - мусульманских и православных, затем расстреляли интеллектуальную элиту - всех «алашордынцев», которые сотрудничали с советской властью: Байтурсынова, Аймаутова, Дулатова, Жумабаева и других, были гонения и на Ауэзова. Потом устранили с высоких должностей национально мыслящую партийную элиту. А следом прошла так называемая конфискация крупных баев – разрушили товарное хозяйство. Затем пошло расслоение в ауле. Беднейших крестьян –кедеев-горлопанов – натравили на баев-середняков, бездельников в русских селах – на крепких хозяев, обозвав их кулаками и врагами советской власти. Хозяйство рухнуло, и вскоре начался голод и эпидемии…

Казахстан оказался в самых суровых условиях, потому что здесь земледелием мало кто занимался, люди жили скотом, а если он погибал, в данном случае – отбирался, то погибал и аул. По этой же технологии шла коллективизация в России и на Украине. В целом голод в период насильственной «сплошной» коллективизации унес жизни 10 миллионов человек, эту цифру называл сам Сталин. А это был цвет крестьянства: лучшие скотоводы и земледельцы были уничтожены или же раздавлены.

О безмолвных крестьянах замолвите слово

25 лет назад, как только Казахстан стал независимым, 31 мая стали отмечать как день памяти жертв голода и политических репрессий.

- Но коллективизация – бедствие куда более страшное и жестокое, чем 1937 год, - считает Валерий Михайлов. - Задайтесь вопросом: почему о 1937-м так много говорят? Ответ очевиден: Сталин пустил тогда в расход ленинскую гвардию – «пламенных революционеров», представителей революционной интеллигенции. Их образованные, или как сейчас принято говорить, продвинутые дети сделали все, чтобы об их репрессированных и расстрелянных отцах не забывали. Но крестьянская трагедия несравненно больше по масштабам и гибельнее по последствиям, чем 1937 год, - просто о безмолвном народе долгие годы некому было замолвить слово

В процентном отношении казахи пострадали больше других народов советской империи, хотя люди массово погибали во всех регионах, где производили зерно и мясо. Страшный голод не затронул лишь те регионы, где население выращивало овощи (например, Узбекистан).

На Украине, как известно, тему голодомора излишне политизировали: дескать, Советы (имелась в виду Россия) уничтожали именно украинцев. Но это полная чушь. Для большевиков наций не существовало. Они были космополиты-интернационалисты, но не столько интернационалисты, которые одинаково уважают все народы, сколько космополиты, целью которых было превращение людей разных национальностей в однородную серую массу, нивелирование национальных культур и языков. А чтобы эффективней, то есть бессердечней проводить раскулачивание, не жалеть своих родичей по крови, центральная власть направляла в тот или иной район «чужаков». Так, этнический еврей Филипп Голощекин зверствовал в среде казахов, этнический русский Павел Постышев раскулачивал украинцев, а этнический казах Турар Рыскулов проводил обобществление на юге России.

Рыскулов в моей книге описан в двух ролях. Первый казахский голод случился в Туркестанской республике еще во время гражданской войны – в 1920-1922 годах. В те годы Рыскулов много помогал голодающим соотечественникам. Потом он работал заместителем председателя Совнаркома в Москве. И когда зашла речь о проведении коллективизации, в 1929 году написал письмо, где перелевачил даже самого Сталина. Если умеренные политики предлагали проводить коллективизацию постепенно, в несколько лет, то Рыскулов предложил осуществить ее в кратчайшие сроки. Он не мог не понимать, чем это чревато для Казахстана: если у казаха отобрать скот, моментально начнется голод. Потом, когда разразился массовый голод, он написал два письма Сталину, в которых требовал срочно оказать продовольственную помощь голодающим, но это было уже в 1933 году, когда очень много казахов погибло и около миллиона откочевало в другие края.

Его личная судьба тоже сложилась трагически: революция сначала его использовала, а потом «съела» - расстреляла. Голощекин, палач казахского народа, был арестован в 1937 году, расстрелян в 1941-м. Он знал много тайн, связанных с убийством царской семьи и зверствами коллективизации. И когда немцы подступали к Москве, его срочно ликвидировали, а вместе с ним уничтожили и протоколы всех допросов.

… Один из членов казахстанского правительства, прочитав «Хронику великого джута», говорят, воскликнул: «Да автору надо памятник поставить!», а затем много сделал для того, чтобы в 1996 году вышло второе, дополненное, издание. Сам Валерий Михайлов придерживается на этот счет другой точки зрения:

- Конечно, это было сказано в шутку… Разве же в этом дело? Знать правду, помнить свою историю, какой бы она ни была, - вот что главное. Пушкин говорил, что два чувства равно близки нам и питают твое сердце, твою душу: «любовь к отеческим гробам, любовь к родному пепелищу». А литературная или иная прочая слава – это такая суета. Кто бы и что бы ни сделал, лишь время рассудит, насколько это значимо для людей.