Саботаж «заинтересованных лиц»

… Заместителем председателя Комитета науки она стала в апреле 2010 года. Этому назначению предшествовала работа над  законопроектом «О науке».  

- Законом были установлены принцип формирования национальных научных  советов (ННС) и новая система финансирования, включающая в себя базовое, грантовое и программно-целевое, - рассказывает Лаззат. - Ядром реформы стал созданный в недрах Комитета науки Национальный центр государственной научно-технической экспертизы. Благодаря ему нам удалось сформировать автоматизированную базу подбора экспертов из числа топовых ученых мира. Их (двух зарубежных и одного казахстанского) заключения  принимались за основу при одобрении или неодобрении каждого из проектов.

 Закон «О науке» предписывает, что решения ННС обязательны к исполнению. Скандал, связанный с обращением в феврале этого года большой группы ученых (под письмом стояли 177 подписей), связан  как раз с тем, что последние составы ННС и конкурс грантового финансирования на 2018-2020 годы продемонстрировали последствия, которые могут быть вызваны несоблюдением закона.  

 - А как раньше проходил отбор научных проектов?

- До реформы в Казахстане финансирование научных проектов было непрозрачным. Все происходило внутри Комитета науки МОН РК. Он объявлял тендер, рассматривал  поступившие заявки, проводил экспертизу проектов, отбирал «лучшие» из них, подписывал договор с «победителями» и начинал финансирование. Контроль за реализацией проектов и сдачей отчетов тоже осуществлял этот орган. Такая система управления наукой способствовала высокой коррупциогенности при очень низком уровне конкурентоспособности.

 Именно поэтому президент страны, выступая на форуме ученых в сентябре 2009 года, настаивал на создании открытой конкурентной среды применительно к субъектам  научной деятельности. Но провозглашенная им реформа многим мешала. Одним она не давала возможности  удовлетворить свои амбиции, а другие теряли влияние и источники доходов. Ведь раньше у каждого института был свой диссертационный совет, «услуги» которого пользовались спросом: любой чиновник или просто платежеспособный человек хотел быть остепененным, либо иметь звание профессора или академика.

Поэтому каждый новый внедряемый инструмент подвергался жесткой и часто неаргументированной критике. Бывали случаи, когда в уже подписанный  министром МОН РК проект  нормативного акта вкрадывалась редактура, которой не было на стадии обсуждения.

 Помню, как в декабре 2009 года мы с тогдашним министром образования и науки Жансеитом Туймебаевым  поехали в Алматы на обсуждение законопроекта «О науке». Моей задачей было разъяснение новых механизмов отбора научных проектов, критериев экспертных оценок, финансирования науки, принципов формирования ННС и стоящих перед ними задач. В неотапливаемом зале института Центра наук о земле, металлургии и обогащения собрались около двухсот ученых из разных алматинских НИИ. Когда я представилась разработчиком законопроекта, они, разом поднявшись, стали гневно восклицать: «Ах, вот кто, оказывается, во всем виноват!»….

Закон «О науке» был подписан 18 февраля 2011 года. Вспоминаю визит одного очень уважаемого академика. Он полушутя-полусерьезно  заявил мне: «Не радуйся! Мы тот закон не соблюдали, думаешь, этот будем?». И в самом деле, массовая штамповка «научных» кадров прежней формации официально прекращена в 2010-м, но присвоение ученых званий по-старому продолжается до сего дня.  

Тогда же одновременно велась работа над законопроектом «О Назарбаев Университете». Чтобы усилить его, из США и Великобритании были пригашены ученые, имеющие реальное признание в научном мире. Среди них Алмас Шарман, Александр Тихонов, Сергей  Михайловский, Кен Алибек…

 Миллиард в одну корзину

- Большая часть приглашенной из-за рубежа профессуры, кажется, досрочно прервала контракты. Почему?

- Дело  в том, что когда нет пристального внимания к начавшейся реформе со стороны  первого руководителя отрасли, когда отсутствует преемственность в реализации проводимой политики, то утрачивается актуальность, а вместе с ней необходимость правильного финансирования внедряемых  новшеств.

 Отток ученых начался с того, что нынешний министр Ерлан Сагадиев почему-то решил, что наука не нуждается в поддержке. По крайней мере, ни одного его выступления,  касающегося науки и научно-инновационного развития Казахстана, за два с половиной года его правления история не зафиксировала.

Когда он приступил к должности, управленческий штат МОН составлял 35  человек. Всего за полтора месяца Сагадиев уволил 28 руководителей - вице-министров, председателей комитетов и их заместителей, директоров департаментов. Началась кадровая чехарда: вместо профильных  специалистов в министерство стали приходить люди, никогда не работавшие ни в школе, ни в вузе, ни тем более в научной сфере.     

Новая команда сразу же предприняла попытки внести в закон «О науке» и в подзаконные акты изменения, извращающие суть начатой реформы. Например, согласно положению о ННС, в их составе должны быть ученые, имеющие индекс Хирша 2 (по количеству цитируемых статей) и более. На самом же деле в советах появились люди, у которых вообще нет публикаций, либо показатель индекса Хирша менее 2-х. Кроме того, положение запрещает включать в состав ННС директоров институтов и их заместителей, а также ректоров и проректоров вузов, но и это требование тоже было проигнорировано.

Удивляет то, что этим нарушениям потворствуют и другие государственные органы: скажем, в постановлении правительства о составах ННС руководители научных организаций указаны как члены академий наук. Именно так, скрыв настоящее место его работы, представили, например, директора института информационно-вычислительных технологий Максата Калимолдаева. В итоге возглавляемый им институт получил одобрение по 28 научным проектам на общую сумму 1 млрд. 348 млн. тенге.   

Это взбудоражило научную общественность: ученые стали выходить на открытые телевизионные площадки, проводить брифинги и писать жалобы в государственные органы. Еще бы! Ведь их зарплаты зависят от грантового финансирования: если его нет, то не с чего формировать фонд оплаты труда, и институты были вынуждены отправлять  сотрудников в отпуска без сохранения заработной платы на шесть и более месяцев.

Хочу подчеркнуть: саботаж со стороны заинтересованных групп и попытки внести изменения в принятый закон и в подзаконные акты имели место и до прихода Ерлана Сагадиева. Но их удавалось пресечь. В таких вопросах очень важно понимание первым руководителем собственной политической ответственности за вверенную ему сферу.

- Реформа в казахстанской науке началась почти одновременно с появлением в стране центров обслуживания населения. Эта сфера раньше была не менее коррумпированной, чем научная, но Министерство юстиции смогло преодолеть сопротивление «заинтересованных лиц». Почему же у него получилось, а у вас нет?

- Повторюсь: успех любой реформы зависит от того, насколько последовательно она проводится. Заместитель председателя Комитета науки - не такая уж высокая должность, у него нет «политического влияния». Поэтому если первый руководитель отрасли не заинтересован по-настоящему в реализации поставленных государством задач, то как бы «низы» ни старались, преодолеть сопротивление со стороны противников реформы не удастся.

Существует и другая проблема. Если у первого руководителя нет навыков политического менеджмента, то отрасль будет лихорадить. Да, у нас сейчас очень много людей, которые обучались за рубежом, у которых есть опыт работы в различных компаниях, но если они, попав в незнакомую им отрасль, не станут вникать в ее нюансы и строго следовать законам, то все обернется хаосом.

У Казахстана сейчас масса всевозможных международных обязательств, в том числе и перед Всемирным банком. Последний раз он выделил нам заем в 110 млн. долларов на продуктивные инновации. Куда уходят эти деньги и есть ли от них эффект для экономики страны – вопрос, на который ответа пока нет… Можно меня уволить  с работы, выгнать Кена Алибека и других ученых, но ведь проблема остается, и с ней должны разбираться профессионалы отрасли.

Моббинг по-казахски

- С чем связано ваше увольнение?

- Мне, как и другим руководителям подразделений министерства, после прихода нового министра сразу стали предлагать «подыскать» другое место работы.  Когда я в очередной раз не приняла предложение внештатного советника министра Асланбека Амрина (впоследствии вице-министра МОН) «уйти по-хорошему», мне организовали моббинг: не приглашали на совещания, отключали рабочий компьютер, запретили сотрудникам исполнять мои поручения и т.д.

Но после визита президента Казахстана в Иран в апреле 2016 года вдруг поступило поручение провести переговоры с делегацией этой страны, прибывшей в Казахстан с ответным визитом. Этому предшествовала переписка между МОНом и МИДом, из которой следовало, что встречи по вопросам науки буду проводить я, хотя по рангу прибывающих лиц переговоры такого уровня должны проводиться вице-министром.

Следующий эпизод. Я обсудила с вышестоящим начальством свое участие в научном форуме по нанотехнологиям в Иране, который проходил в мае того же года: поездка должна была состояться во время моего очередного трудового отпуска. Вице-министр Эльмира Суханбердиева, узнав об этом, попросила меня взять с собой директора Дворца школьников Астаны для выяснения вопроса относительно поставок нанолабораторного оборудования. Получив разрешительные документы, мы  с ней выехали в Иран. А после выхода из отпуска я узнала, что один из подписывавших мне командировочное удостоверение – председатель Комитета науки Сансызбай Жолдасбаев – уволен, приказ о моей командировке он не издал. И в отношении меня инициировали служебное расследование. Сфабрикованное дисциплинарное дело поступило в Комиссию по этике Агентства по  делам госслужбы только в ноябре 2016 года. К этому времени меня уже исключили из кадрового резерва корпуса «А», мою кандидатуру отозвали из Евразийской экономической комиссии (я прошла в ее состав по конкурсу на должность заместителя директора правового департамента и 20 ноября того же года должна была прибыть в Москву).

Информация о моем увольнении с государственной службы за участие в научном форуме по нанотехнологиям в Иране быстро разошлось по всем СМИ. Организации и ряд посольств, с которыми я работала долгое время, интересовались: неужели в Казахстане запрещено заниматься наукой? Ведь государственные служащие тоже должны вносить вклад в развитие инноваций и делиться опытом своих стран за рубежом. Собственно говоря, благодаря поддержке международной научной общественности  я все еще нахожусь в сфере науки. Весной этого года меня номинировали в члены Международной инженерной академии наук.  

…Приказ МОН РК от 11 ноября 2016 года о моем  увольнении – это еще цветочки по сравнению с тем, что меня пожизненно лишили права занимать государственные должности. Я не могу  работать даже в организациях, созданных в форме учреждений, государственных и казенных предприятий. А еще я не вправе работать адвокатом, нотариусом,  частным судебным исполнителем, так как там существует  законодательный запрет для лиц, уволенных по дискредитирующим госслужбу основаниям. Кроме того, мне запрещено преподавать и работать в научных организациях.

Сейчас я получила приглашение из другой страны. Поскольку мое государство в течение двух лет не дает мне возможности трудоустроиться, а у меня  трое детей, двое из которых несовершеннолетние, то я просто вынуждена буду уехать из Казахстана.

- 27 апреля у вас была встреча в МОН РК. Что послужило поводом?

- Поводом стало коллективное обращение (от 7 февраля) ученых Казахстана на имя главы государства – обращение, в котором говорилось о нарушениях при формировании ННС и распределении  грантов, выделенных из бюджета на развитие науки. Оно не дошло до прямого адресата, но поступило в администрацию президента, и уже 12 февраля председатель Комитета науки МОН РК Болатбек Абдрасилов обратился в ДВД Астаны с просьбой принять меры в отношении неизвестных лиц, которые якобы «распространяют недостоверную информацию». Поскольку это было интернет-обращение, то люди сообщали о своей готовности подписаться под ним на электронный адрес, администрированием которого занимался один из молодых ученых. ДВД, не разобравшись, возбудил уголовное дело, в рамках которого этот молодой ученый обрел статус свидетеля с правом на защиту. В институте, где он работает, даже пытались провести обыск. В это же время один из участников конкурса, проведенного Фондом науки, подал в суд на журналиста Серика Мамбетова за то, что тот  освещал скандал вокруг ННС.

Когда ученые обратились ко мне как к арбитру в их споре с МОН РК, я вместе с депутатами парламента Ириной Смирновой и Меруерт Казбековой инициировала совещание с участием председателя Комитета науки МОН РК и некоторых членов ННС. Встреча прошла хорошо: Болатбек Абдрасилов даже предложил сотрудничество. Однако поработать вместе мы не успели: вскоре он был назначен ректором Туркестанского университета. Но даже сам факт встречи как реакция на жалобы ученых - уже победа. Сейчас мы работаем со специальной мотиторинговой группой Агентства по делам государственной службы и противодействию коррупции. Уже состоялась встреча с  председателем агентства Аликом Шпекбаевым и дважды - с сотрудниками  департамента по противодействию коррупции. Доводы относительно «незаконного» грантового финансирования, изложенные в обращении ученых, должны быть проверены, ведь речь идет о 27 млрд. тенге, которые были выделены из бюджета на проведение научных исследований в 2018-2020 годах.

- У вас нет ощущения, что вы боретесь с ветряными мельницами?

- Я сейчас  встречаюсь с представителями тех органов, которые готовы помочь ученым. Они понимают пагубность коррупции в науке. И сейчас мы общими усилиями пытаемся разорвать порочный круг злоупотреблений. А что касается лично меня, то я столько лет занималась построением системы науки, что не имею морального права позволить ее развалить.